Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Е"

1. Прокофьева А. В.: Функции крылатых выражений из произведений русской и советской литературы в поэзии В. Высоцкого

Входимость: 1. Размер: 22кб.

Часть текста: случае с литературным текстом); 2 — раздельнооформленность (в данной статье мы не рассматриваем крылатые слова-лексемы); 3 — воспроизводимость; 4 — устойчивость компонентного состава и грамматической структуры (не исключающей вариантности); 5 — стабильность, устойчивость семантики, закреплённой за данным оборотом в языковом узусе [2]. Крылатое выражение, органично вплетаясь в художественный текст, может выполнять самые разнообразные функции. С. Г. Шулежкова называет десять таких функций, включая три, отмеченные автором «Русско-норвежского словаря» В. П. Берковым [3]. Небезынтересным представляется анализ функционирования КВ из русской и советской классики в поэтических произведениях В. С. Высоцкого. По нашим подсчётам, в пяти томах семитомного (631 текст) собрания сочинений [4] используется более шестидесяти КВ, принадлежащих перу отечественных писателей. Лидирует здесь, безусловно, А. С. Пушкин — более тридцати единиц ( Я вам пишу. Чего же боле?; с корабля на бал; У Лукоморья дуб зелёный и другие). Подробно об интерпретации Высоцким пушкинских строк, в частности, об их текстообразующей функции мы писали в статье «Композиционные функции крылатых единиц в поэтических произведениях А. С. Пушкина» [5]. Помимо этого, В. С. Высоцкий обращается также к КВ В. В. Маяковского, чья поэтическая манера была ему близка ( Которые тут врменные, слазь! Кончилось ваше время! ; Я б в рабочие пошёл ; живее всех живых ; Жизнь прекрасна и удивительна ; И жизнь хороша, и жить хорошо! ), А. А. Блока ( Покой нам только снится ; Мировой пожар раздуем ; Дети страшных лет России ), С. А. Есенина ( Всё пройдет, как с белых яблонь дым ; Большое видится на расстоянье ), И. А. Крылова ( Под каждым ей листом был готов и стол, и дом ), А. С. Грибоедова ( Счастливые часов не наблюдают ), И. С. Тургенева (...

2. Садовски Я.: Тексты (железной) дороги у Высоцкого и наследников

Входимость: 1. Размер: 21кб.

Часть текста: своей страны, породила культ пространства, культ движения. Дмитрий Лихачёв, посвятив просторам и пространству в «Заметках о русском» целую главу, писал о непереводимых на другие языки русских словах «удаль» и «подвиг»: «Русское понятие храбрости – это удаль, а удаль – это храбрость в широком значении. Это храбрость, умноженная на простор для выявления этой храбрости»; «В корне слова подвиг тоже “застряло движение”: “по-двиг”, то есть то, что сделано движением, побуждено сдвинуть с места что-то неподвижное» [2]. Культ покорения пространства, передвижения в пространстве – это один из основных кодов русской культуры. Не зря в сознании романтических героев свобода отождествляется именно с открытым пространством, с возможностью передвижения; сидящий в тюрьме лермонтовский узник мечтает только об одном: «Я красавицу младую / Прежде сладко поцелую, / На коня потом вскочу, / В степь, как ветер, улечу». Не зря по сей день на монументальную музыку Дунаевского поются написанные Лебедевым-Кумачом слова: «От Москвы до самых до окраин, / С южных гор до северных морей <...>; Широка страна моя родная, / Много в ней лесов, полей и рек!» (правда, в последнее время эти слова поются чаще в метаморфическом виде нового-старого российского гимна: «От южных морей до полярного края / Раскинулись наши леса и поля»). Не зря, наконец, концовка одного из куплетов «Марша весёлых ребят» того же Лебедева-Кумача звучит: «Мы покоряем пространство и время, / Мы – молодые хозяева земли!» Лихачёв отмечает, что «восторг перед пространствами присутствует уже в древнерусской литературе – в летописи, в “Слове о полку Игореве”, в житии Александра Невского, да и почти в каждом произведении древнейшего ...

3. Волкова Н. В.: Авторское "я" и "маски" в поэзии В. С. Высоцкого. Глава 2. Авторское "я" и "маски" Высоцкого в свете прономинальной антропонимики

Входимость: 1. Размер: 79кб.

Часть текста: В. С. Высоцкого Глава 2. Авторское "я" и "маски" Высоцкого в свете прономинальной антропонимики Глава 2 Авторское «я» и «маски» Высоцкого в свете прономинальной антропонимики 2.1. Личные местоимения как маркеры онтологических оппозиций Местоимение я может отсылать как к авторскому «я», так и к «я» ролевых персонажей. Применительно к поэтическим произведениям, где нет явных «масок», где личное местоимение я отсылает к разным аспектам авторского сознания, можно пользоваться термином «лирический герой», предварительно обсудив то содержание, которое мы вкладываем в данное понятие, ср. замечание В. И. Новикова: «Почти весь двадцатый век теоретики спорили о правомерности придуманного Тыняновым и Андреем Белым термина “лирический герой”. А с точки зрения практической он абсолютно прозрачен. Это поэтическое “я”, в которое может вместиться “я” читательское» [139]. Следуя этой логике, придется заключить, что лирический...

4. Крылова Н. В.: Наш человек в костюме черном-семантика чёрного в выражении культурной идентичности в творчестве В. Высоцкого и Дж. Кэша

Входимость: 1. Размер: 52кб.

Часть текста: и пр.) представлены в виде разбегающихся концентрических кругов. При этом в центре каждой из диаграмм зияет неизменное — чёрное — ядро, поименованное автором как «сердцевинная идентичность» / «русскость» [383]. Следует честно констатировать: при обилии и высоком качестве высоцковедческих работ, его уникальность по-прежнему остается неуловляемой. В то же время невозможно отрицать очевидное: чем дальше во времени, тем больше Высоцкий становится некоей фигурой национального консенсуса, тем воплощением отечественной идентичности, которая вбирает в себя и горизонталь, и вертикаль российского социума [384]. В этой связи загадка «универсальной отзывчивости» его дара становится все более привлекательной для исследователей. Наиболее перспективными для этого направления высоцковедения, с нашей точки зрения, являются поиски соответствия феномена Высоцкого совокупной национальной культурной матрице, и за последнее десятилетия немало было сделано для обнаружения и описания национальной концептосферы в ее «высоцком» изводе. Не будет преувеличением сказать, что именно благодаря усилиям высоцковедов понятие «русской идентичности» оказалось в значительной степени рационализировано и конкретизировано. Тем не менее, до точной формулы того стержневого темного вещества, из которого, по мнению заокеанского исследователя, состоит «сердцевинная идентичность» ( core identity ) поэта Высоцкого, «душа» его поэзии, еще далеко. Одной из причин этого нам видится отсутствие необходимой аналитической дистанции: если «совейскость» автора «Охоты на волков» нами уже благополучно остранена, то его «русскость» не только продолжает пребывать с нами и в нас, но и, в силу актуальных социально-политических причин, приобретает остроту, незнакомую минувшей эпохе официального интернационализма...

5. Шаулов С. М. ": "Упрямо я стремлюсь ко дну…" - коды культуры и интертекстуальность. 6. "На глубину" коллективного бессознательного

Входимость: 1. Размер: 38кб.

Часть текста: за «точкой невозврата» по воле ироничного Гёте, – сам и в сознании пройти свой «высший миг», а пройдя, поведать «друзьям» о «глубочайшем основании» (Шиллер), о «с а мой сути», самое знание которой несовместимо с жизнью, как её принято понимать в их мире, что превратит его стихотворение в очередной монолог мёртвого. Распространенность этой жанровой формы в ролевой лирике Высоцкого мы в свое время связали с «самыми глубинными, родовыми, исконными представлениями о жизни и смерти, допускающими возможность преодоления смерти, доказательством чему и служит монолог мертвого, обращенный к живым» [66]. Эти представления и должны были, так или иначе, проступить в репортаже о смерти и в словах, сказанных после . На них лежит печать той осознанной парадоксальности происходящего с ним в жизни, которая выразилась и в знаменитом «если утону, ищите вверх по течению», и в «Конях привередливых» (« Я коней своих <…> погоняю <…>[: ] Чуть помедленнее , кони!»). Он, конечно, давно понял, что не сам правит своим движением, а – «тот», который в нем «сидит». По крайней мере, уже тогда, когда высказался от имени Яка-истребителя (1968), с заметным оттенком изумления («Но что это, что?!», 1, 222) обнаружив, что «сам» он «не много...